Модель расходов на социальное обеспечение в Восточной Азии не способна решить проблему неравенства

«Интерпретатор» издается Институтом Лоуи, независимым, беспартийным аналитическим центром, базирующимся в Сиднее. Он публикует ежедневные комментарии и анализ международных событий.

Некоторые говорят, что из-за прочных семейных связей внутрисемейные трансферты более или менее заменили роль государственного благосостояния в Восточной Азии. Но семьи становятся меньше, и данные свидетельствуют о том, что частные выплаты не эквивалентны общественному благосостоянию.

В конце 1980-х и начале 1990-х годов дебаты о чудо-экономиках Восточной Азии были сосредоточены на секретах их успеха. В отличие от большинства промышленно развитых стран, им удалось вырасти, не тратя много средств на социальное обеспечение.

Некоторые указывали на уникальные культурные особенности Восточной Азии, особенно на роль семьи. Утверждалось, что из-за прочных семейных связей внутрисемейные трансферты в той или иной степени заменяют роль государственного благосостояния. Но семьи становятся меньше, и данные свидетельствуют о том, что частные выплаты в Восточной Азии не эквивалентны общественному благосостоянию, и в регионе высок уровень бедности пожилых людей.

В период с 1980 по 2020 год доля нижних 50% национального дохода до уплаты налогов в странах Восточной Азии сократилась. В Южной Корее и Тайване наблюдалось особенно резкое снижение — более чем на 7%. В то же время средний класс в Восточной Азии стал меньше. Выражаемая средними 40% национального дохода, доля людей, которые сейчас считаются «средним классом» в Японии, Южной Корее и Сингапуре, ниже 40%, что ниже, чем в США, Германии и Швеции.

Изменения во взглядах на то, приводит ли упорный труд к успеху, отражены в том факте, что уровень социальной мобильности в Восточной Азии не лучше, чем в других местах. Опросы общественного мнения, проведенные в 2018 и 2020 годах, показали, что процент людей, которые считали, что «тяжелый труд обычно приводит к лучшей жизни в долгосрочной перспективе», снизился в странах Восточной Азии, при этом в Южной Корее зафиксировано самое большое падение с 53,7 до 30,4%, а затем Гонконгом и Тайванем с 60 до 48,6 и с 57,6 до 49% соответственно. Другие экономики региона также испытали спад, хотя и не столь драматичный. Что касается социальной мобильности, то, как ожидается, потомкам семьи из нижних 10% понадобится четыре или пять поколений, чтобы достичь среднего дохода в Японии и Южной Корее. Для сравнения, в большинстве стран Северной Европы ожидается, что на это потребуется два-три поколения. Социальная мобильность в Сингапуре ненамного лучше, чем в Великобритании, и хуже, чем в Германии и Франции. Учитывая, что Сингапур уже давно считается обществом, где меритократия является руководящим принципом, это важно.

Сингапур является одной из наиболее эффективных и богатых экономик в регионе, но он открыто отказывается признаваться в качестве перераспределительного государства всеобщего благосостояния – модели, которая опирается на справедливое распределение денег между богатыми и бедными. Программы социального обеспечения явно задуманы как неадекватные, и в них нет ни пособий по безработице, ни минимальной заработной платы. Примерно во время мирового финансового кризиса 2007–2008 годов Сингапур пережил пик неравенства доходов. На выборах 2011 года правящая Партия народного действия получила самую низкую долю голосов избирателей со времени обретения Сингапуром независимости. В 2013 году и премьер-министр, и министр финансов подчеркнули большую необходимость коллективной ответственности, «чтобы разделить риски посредством более сильной системы социальной защиты». Это признание важно, учитывая давний акцент Сингапура на семейной ответственности и самопомощи.

Чего нельзя сказать о Гонконге, который часто сравнивают с Сингапуром из-за его модели остаточного благосостояния. ВВП Гонконга на душу населения по паритету покупательной способности является вторым по величине в регионе после Сингапура, но его социальные расходы остаются самыми низкими в регионе. Даже несмотря на рост неравенства и упадок меритократии, социальные программы в Гонконге продолжают подчеркивать «врожденные местные ценности – заботу о семье, стремление к самосовершенствованию, уверенность в своих силах, взаимную поддержку и щедрость, [и] нежелание зависеть от «благосостояния».